Афоризмы про ночь и утро

– Меня ночью пучило, – сообщила старуха в чепце, пялясь на доску. Можно подумать, там решалась ее судьба. – Я и так, и эдак, а оно пучит. И газы. Мне вредно есть на ужин говядину с бобами. Молодой человек, у вас хороший желудок? – Лучший в Галактике, – ответил Лючано таким тоном, что лишь глухой рискнул бы задать ему следующий вопрос. – Родной брат утилизатора. У меня характер скверный. И манеры. Старуха оживилась. – Вам надо принимать «Имаклик». Он благотворно действует на психику. Вы явный невротик, вам поможет. Я три раза в день принимаю «Имаклик-форте». Если б не пучило, я бы спала, как дитя. А так, – она с огорчением шмыгнула носом, втянув крупную каплю, – никакой пользы. Бегаешь в туалет, а оно, извините, как дверца к заднице. Вы ночью ходите в туалет? Я имею в виду, без слабительного? Лючано отпил еще бренди. – Хожу. И ночью, и утром. И днем. Я из дерьма полжизни не вылезаю.

И не уверяй меня, будто пути господни неисповедимы, – продолжал Йоссариан уже более спокойно. – Ничего неисповедимого тут нет. Бог вообще ничего не делает. Он забавляется. А скорее всего, он попросту о нас забыл. Ваш бог, о котором вы все твердите с утра до ночи, – это темная деревенщина, недотепа, неуклюжий, безрукий, бестолковый, капризный, неповоротливый простофиля! Сколько, черт побери, почтения к тому, кто счел необходимым включить харкотину и гниющие зубы в свою «божественную» систему мироздания. Ну вот скажи на милость, зачем взбрело ему на ум, на его извращенный, злобный, мерзкий ум, заставлять немощных стариков испражняться под себя? И вообще, зачем, скажи на милость, он создал боль? – Боль? – подхватила жена лейтенанта Шейскопфа. – Боль – это сигнал. Боль предупреждает нас об опасностях, грозящих нашему телу. – А кто придумал опасности? – спросил Йоссариан и злорадно рассмеялся. – О, действительно, как это милостиво с его стороны награждать нас болью!

Знаешь, когда ты спишь, когда уличный свет падает на твое лицо, я рисую тебе глаза. Неумело, инструментами сонного воображения я придумываю их открытыми. Синими, как море, или черными, как кофе, не важно. Важно только одно, чтобы они смотрели на меня. Чтобы я смотрел в них. Потому что я знаю: утром закружится жизнь, замешает нас в тесто суеты, лукаво нашепчет в заблудившуюся душу смешных нелепых дел, ты опять забудешь просто повернутся и посмотреть на меня, а я опять забуду сказать тебе что-то главное, спрятанное глубоко в сердце. Но на следующую ночь я снова не буду спать. Я нарисую тебе глаза. Может быть, однажды чаши весов судьбы перевесят это серое небо, падающее в лужи, эти мчащиеся в никуда автомобили, разбрызгивающие колесами застоявшееся одиночество, а мы замрем в шуме города, возьмемся за руки, просто так, как в далеком детстве, и ты посмотришь на меня нарисованными однажды ночью глазами.

Сорвав с себя одежду...Сорвав с себя одежду, бросив на пол,Я, оказавшись пред тобой нагой,Едва заметно, еле улыбнулась:"Ты целиком сегодня мой...!"Ложась на шёлк, меха и покрывала,Почувствовав внутри приятное тепло,Я подалась вперед и тихо простонала:"Мне так сегодня повезло..."Твои объятья так сильны и властны,Что в них мне хочется тонуть..Твои прикосновенья так прекрасны,Как будто в Рай нашла я путь...В постели ты так жарок и горячь..И твой язык ласкает мою грудь...Ты поцелуем будто наслажденье даришьИ хочется на небо упорхнуть...Как два пылающих огняТвои глаза в мои смотрели...И, будто пламенные свечи,К утру мы только догорели...Со сладким вздохом я уснула,Прижавшись всем своим нутром..В прекрасный сон я окунулась...«..не важно, что будет потом..»Ночь так стремительно прошлаИ новый день ждёт впереди,И только солнышко, в окошко заглянув.Шепнёт: «...воспоминанья береги..».Катерина Клён 04.09.2009 г.

 Всё-таки утро прекрасно, оно не безжалостно, как ночь, заставляющая вспоминать то, что хочешь забыть. 

Иногда жуткая ночь рождает ярчайшее утро...

Голос из прошлого, он напоминает о знакомых прикосновениях, теплом дыхании у твоего уха, о страсти, поражающей, как удар молнии. Кто из нас устоит, услышав этот голос в три утра? А может, вспомнишь об этом призыве, когда проснешься в полночь, разбуженный чьим-то плачем, и окажется, что плачешь ты сам, слезы льются по твоим щекам, а ты даже не заметил, что ночью тебе приснился дурной сон.

 Как ни посмотри, я был мертв. Может, где-то внутри я кричал, плакал и выл раненым зверем, но то был другой человек, совершенно другой, лишенный доступа к губам, к лицу, ко рту, к голове, так что на поверхности я улыбался, пожимал плечами и как-то шевелился. Если бы я мог прекратить свое существование, просто перестать быть, не предпринимая ничего, — выйти из жизни легко, как выходят за дверь, я бы успел не раздумывая. Но каждую ночь я засыпал и каждое утро просыпался, и расстраивался, что по-прежнему здесь, и смирялся с тем, что надо жить дальше. 

Два жука полетели далеко-далеко, через луга и горы, и когда наступил вечер, они начали искать ночлег. — Вот у ручья растёт папоротник, я спрошу у него, могу ли я там переночевать, — сказал один. Папоротник согласился пустить жука на ночлег. — Когда стемнеет, ты мне расскажешь о твоём путешествии, я с удовольствием слушаю истории о чужих странах, — прошептал папоротник. — Это скучная компания, — подумал другой жук. — у такого невзрачного сорняка он хочет переночевать! Я найду другое место, пойду в гостиницу «Роза». Там всё благородно, и хорошо пахнет. Жук полетел на поиски. Когда зашло солнце, он увидел прекрасную розу. — Можно мне получить номер на одну ночь? Я прилетел издалека и просто нет сил лететь дальше. — Я — царица цветов и не принимаю жуков, — ответила роза высокомерно, — но если такое дело, то я не могу тебя прогнать. Если ты будешь вести себя спокойно и предупредительно, то можешь остаться. Жук поблагодарил кивком головы и полетел на верхний листок розы.

Просто страдать. Тосковать по ней, рвать и опять склеивать фотографии, доказывать себе, что она не стоит его, обзывать всякими словами, презирать ее, обещать себе отомстить ей, колотить руками по столу, чувствовать себя брошенным, униженным, растоптанным. Случайно находить что-нибудь связанное с нею и в бешенстве уничтожать, а на другой день сожалеть, что ничего от нее не осталось. Неустанно убеждать себя, что она не была и никогда не станей достойной его, что он заслуживает женщины в сто раз лучше. Писать ей исполненные ненависти письма и не отправлять, звонить ей по ночам, не в силах выдавить из себя ни слова. Чувствовать боль, ненависть, недоверие, оцепенелость. Или хотя бы напиваться до границы летаргии, которая приносит забвение, а утром просыпаться и смотреть на пустые бутылки у кровати. Обещать себе, что никогда ей не простишь, а через полчаса все прощать. Каждый день забывать ее и клясться, что завтра забудешь по-настоящему.

Мне надоело.Мне надоело общее безумствоИ эта грубость с ночи до утра.Тревожным ветром веет вольнодумство.Как ни крути, а молодость права...Мне надоели кутежи и пьянки,Когда с похмелья пухнет голова.Когда в стакане капли валерьянки,А вместо мозга кажется ботва...Мне надоело улиц темных гореИ крики матерей, и плачь детей.Хочу резвиться с ветром на просторе.Не слышать и не знать дурных вестей.Мне надоело исполнять романсы.Хочу движением наполнить рок.Не буду больше делать реверансы-Даю себе обещанный зарок.Мне надоело все, что не допето,Все то, что не испытано всерьез. И я иду по краю парапета.Смеяться хочется и плакать мне до слез...

Любимой женщине...Ты не грусти, моя прекрасная, Моя единственная в мире женщина, Тебе дарю все в мире сказки я, Все звезды с неба сниму тебе. Ночное небо тебя закроет От злобы в мире и от беды. И тонкий меся, как с аналоя, Укажет путь твоей судьбы. А ранним утром, слегка уставший, Открою окна навстречу солнцу. Пусть первый луч, всю ночь дремавший, коснется первым твоей щеки. Я легким шелком тебя укрою, Чтоб нежный ветер не разбудил, Чтоб в этом мире никто на свете Тебе по жизни не навредил. К твоим ногам весь мир я брошу, Я гладью вышью небеса. С ресничек все твои слезинки Я выпью, как вино до дна. Я так люблю тебя, родная. Поверь, теперь я только твой. Пусть все на свете сегодня знают, Что в мире есть она, любовь...