Афоризмы про стены

Твоя пронзительная нежность, Твоя губительная страсть. Как будто смерти неизбежность Имеют надо мною власть. И я всего лишь раб послушный, Терплю мучительную боль. Когда легко и простодушно, Ты вновь повелеваешь мной. Небрежно брошенное платье, Твое тепло еще хранит. А на стене весит распятье И алым пламенем горит. Но в споре двух противоречий, Греха возвышенная суть. Твои божественные плечи, Твоя божественная грудь. А ты дышала лунным светом, Что лился в воздухе ночном. И ночь была тобой согрета, И пели птицы за окном, О том, что в мире все бесценно, Когда над ним имеют власть. Твоя пронзительная нежность, Твоя губительная страсть.

ВЫ ЗНАЕТЕ, ВОТ Я НЕ ВИДЕЛ ТЕНИВы знаете, вот я не видел тениМежду двумя и тремя часами ночиЯ протирал, с напором свои очиИ дело тут ни в зрении, ни в лениСмотрел я в зеркала, смотрел я в окнаПисал между двумя, да и тремя часамиБасил с сабвуфером полночными басамиИ выдирал из мутной головы волокнаПропитывал одежду терпким дымомНастукивал по клавишам костямиПугал гонцов судьбы, пути вестямиНо так и не увидел тени мимовЯ думал и о муках, и о боляхИграли даже в шахматы мы с совестьюПытались написать мы даже повестиНо только позабыли о паролях…Я надевал очки, и пластиковые окнаНо все равно я так и не увидел ночьюТех, кто бесшумно днём пророчитТех, кто мелькает через стены, стекла…

Я не желаю, чтобы мой дом был обнесен со всех сторон стеной и чтобы мои окна были наглухо заколочены: я хочу, чтобы культура всех стран свободно проникала в мой дом. Но я не желаю, чтобы меня сбили с ног.

 На опушке Волчьего Леса Бран повернулся в корзине, чтобы еще раз взглянуть на замок, где прожил всю свою жизнь. Дым еще поднимался в серое небо, но не в большем количестве, чем шел бы из труб Винтерфелла в холодный осенний день. Амбразуры кое где почернели от копоти, там и сям зияли прогалы на месте обвалившихся зубцов, но издали ущерб казался не таким уж большим. За стенами, как много веков подряд, торчали верхушки зданий и башен — кто бы подумал, что замок разграблен и сожжен? Камень крепок, — сказал себе Бран, — корни деревьев уходят глубоко, а под землей сидят Короли Зимы на своих тронах. Пока они существуют, существует и Винтерфелл. Он не умер, он просто сломан, как я, — я ведь тоже жив. 

Ох, если бы стены могли говорить все бы платили мне, чтобы посмотреть на мои говорящие стены.

 Ты можешь любить красоту, не прибив гвоздями к стене. 

* * *совсем не веселые глаза.совсем не искрение улыбки.кто знает, что глупая фраза.станет причиной большой ошибки.вроде все уже прошло.но воспоминания вновь нахлынут.ты будешь спрашивать, что произошло.а воспоминания стены воздвинут.

 Ива сгибается под ветром, пока не разрастется и не встанет стеной на его пути. 

Не видя личностей, мы видим лишь цифры: тысячи умерших, сотни тысяч умерших, «число жертв может достичь миллиона». Прибавьте к статистическим данным мысли и чувства отдельных личностей, и они обратятся в людей. Впрочем, и это тоже ложь, ибо страдают столько людей, что сам размах чисел отупляет. Смотри, видишь раздутый живот ребёнка, его скелетные ручки и мух, ползающих в уголках глаз? Лучше тебе станет, если ты узнаешь его имя, его возраст, его мечты, его страхи? Если увидишь его изнутри? А если тебе все же станет лучше, то разве мы не ущемим этим его сестру, что лежит подле него в обжигающей пыли, — искажённая и вздутая карикатура на человеческое дитя? Положим, мы станем сострадать им. Но что в них такого? Почему они важнее тысячи других детей, которых опалил тот же голод, тысячи прочих юных жизней, которые вскоре станут пищей для мириадов извивающихся мушиных детей? Мы возводим стены вокруг этих мгновений страдания, чтобы они не смогли ранить нас, и остаемся на своих островах.

Малоизвестный факт обо мне — я постоянно читаю. Книги были тем единственным, что отдаляло меня от Гатлина, хоть и на короткое время. У меня в комнате на стене висела карта, и каждый раз, когда я читал о каком-то месте, куда хотел бы поехать, я помечал это место на карте. Нью-Йорк из «Над пропастью во ржи». «В диких условиях» привели меня на Аляску. Когда я читал «В дороге» я добавил Чикаго, Денвер, Лос-Анжелес и Мехико. Керуак вообще-то мог завести вас куда угодно.

Поколение мудаков наштамповало идолов, бьётся об стену лбом и люто завидует им. И что может быть хуже, когда какой-то Сидоров завещает твоё прошлое поколению ***ов?

Я умру под парижским дождём в день, наверно, припомненный мною. Я умру — и вот так же, ручьём, весь четверг будет лить за стеною. Как сегодня, в четверг, — когда ноют кости рук и в оконный проем мне в последнем сиротстве моём виден путь, где я шёл стороною. Умер Сесар Вальехо. До гроба били все его, били со злобой, а ведь он им не сделал вреда, и свидетели — нищие крохи, кости рук, четвергов череда, одиночество, дождь и дороги...