Афоризмы про других людей

И мы разошлись, так и не поняв друг друга. На этом свете люди редко понимают друг друга.

 У любви есть четыре фазы. Мир в основном обращает внимание на первую фазу, потому что об этом можно говорить — это страсть, либидо. Потом появляется сексуальная база — это уже более высокий уровень. Дальше идет дружба, а в самом конце идет фаза, которую редко кто может достичь: символом такой любви является любовь Бога к людям и людей к Богу — абсолютное посвящение себя другому человеку. Людей на протяжении всех этапов эволюции больше всего интересует именно первая фаза. В этом проблема — всем кажется, что пожар в отношениях может быть каждую ночь, но каждую ночь он бывает только у пожарных. 

У любви есть три измерения. Одно – это измерение зависимости; оно случается с большинством людей. Муж зависит от жены, жена зависит от мужа; они эксплуатируют друг друга, подчиняют себе друг друга, принижают друг друга до товара. В девяноста девяти процентах случаев в мире происходит именно это. Именно поэтому любовь, которая может открывать двери рая, открывает лишь двери ада.Вторая возможность – это любовь между двумя независимыми людьми. Это тоже изредка происходит. Но и это приносит страдание, потому что продолжается постоянный конфликт. Невозможна никакая сонастроенность; оба так независимы, что никто не готов пойти на компромисс, подстроиться под другого. С поэтами, художниками, мыслителями, учеными, со всеми теми, кто живет в своего рода независимости, по крайней мере, в своих умах, невозможно жить; они слишком эксцентричные люди.

 У нас, людей, всегда есть выбор. У каждого из нас есть гораздо больше возможностей выбора, чем мы способны осознать. Нам кажется, что мы в жизни слишком ограничены, что нам просто приходится жить и делать то, что мы постоянно делаем. А это и есть мышление жертвы. Только от тебя зависит, как далеко ты захочешь пройти по пути домой – от своего социального Я к своему подлинному Я. Одни люди никогда не вступают на этот сознательный путь и всю свою жизнь проводят во сне. Другие делают несколько шагов по пути домой, отчасти вспоминая, кем на самом деле являются. 

Книги, как люди: одни, едва прикоснувшись к тебе, исчезают навсегда, другие, встретившись случайно, входят в твою жизнь и остаются в ней.

Я смотрел на гладкий лоб, на пухлые нежные губы и думал: вот лицо музыканта, вот маленький Моцарт, он весь — обещание! Он совсем как маленький принц из сказки, ему бы расти, согретому неусыпной разумной заботой, и он бы оправдал самые смелые надежды! Когда в саду, после долгих поисков, выведут наконец новую розу, все садовники приходят в волнение. Розу отделяют от других, о ней неусыпно заботятся, холят её и лелеют. Но люди растут без садовника. Маленький Моцарт, как и все, попадёт под тот же чудовищный пресс. И станет наслаждаться гнусной музыкой низкопробных кабаков. Моцарт обречен.

Все религии орут о своей истине, считая, что только они достойны спасения. Большинство агрессивны, меньшинство — фальшиво невозмутимы, порой дружелюбны. Ты смотришь на их жизнь, поведение и кривишься, потому что тебе не хочется быть таким же, ты не чувствуешь здесь присутствия трансцендентного Творца, только если нечистого духа или в лучшем случае — никого. Я не видел ни одного чуда своими собственными глазами, только слышал об этом из уст других. Как я могу слепо верить во все, что мне говорят? И даже если увижу, то как мне понять, что это от Бога, а не от дьявола? Когда-то люди с пеной у рта доказывали, что земля плоская, а когда выяснилось, что она эллипсоидной формы, то эти кладези премудрости пожали плечами, отведя в сторону заблуждающиеся глаза. Где гарантии, что в конце концов все религии мира не сделают точно так же? Ведь они все друг другу во многом противоречат, почему Господь не вмешивается во все это?

Я отношусь к писателям, про которых люди думают, что другие люди их читают.

 Меня раздражает, что сейчас люди всё меньше и меньше делятся на мужчин и женщин. Что мужчины не претендуют отличаться от тебя… Настоящий мужчина, прежде всего, щадит женщину. А сейчас всё больше какая-то беспощадность. Хотя, может быть, это Москва. Потому что в других городах люди совсем другие. Даже больницы другие: там к тебе относятся как к человеку. А в Москве всё по-другому. 

Зло, причиненное тебе, так же легко прощать, как если оно причинено другим. Гораздо труднее прощать людям зло, которое мы сами им причинили; вот это действительно требует большой силы духа.

 Тысячелетиями люди рождались великанами, и общество превращало их в карликов. Наше поколение — другое. Мы не откажемся от мечты из-за шума мнений окружающих. И мы не променяем творчество, поиск и дух свободы на уют сосисочно-телевизионного мирка. 

Пусть лучше другие думают, что мир на тебе заканчивается, а не воспринимают твое поведение и слова так, будто бы ты сам так считаешь. А вот когда это случится, ты сможешь давать людям думать то, что тебе заблагорассудится, тем самым доказав себе и окружающим, что ты - личность.