Афоризмы про чувства человека

Воображение дано человеку, чтобы утешить его в том, чего у него нет, а чувство юмора – чтобы утешить тем, что у него есть.

 Странное чувство находиться перед огромной массой людей, которых ранее ты никогда не встречал и вряд ли увидишь вновь, а они тем временем подпевают тебе, и это идёт изнутри. Они выглядят так, как будто всё понимают, но на самом деле они не имеют ни малейшего представления, о чём же я говорю, но это действительно что-то значит для них, и это круто. Я часто встречаю людей, и им кажется, что они знают меня, ведь они читали мои интервью или же стихи. “Тебе очень хорошо ясна ситуация Курта Кобейна. Зачем он покончил с собой? Бла-бла-бла”. Вы ничего не знаете о Курте, мать его, Кобейне! Вы читали его стихи, смотрели его выступления на телевидении, но ведь это совершенно другая сторона монеты. Кому из вас, чёрт возьми, известно, через что ему приходилось проходить? То, что с этим человеком происходило немало всякого дерьма, очевидно. Когда кто-нибудь говорит “Эй, чувак, чего ему расстраиваться?

 Человек влюбляется просто, без вопросов, даже прежде нежели поймет и осознает, что он влюбился. У человека это чувство зависит не от головы, у него оно — естественное, непосредственное стремление сердца к сердцу. 

Обида — это такой маленький и очень симпатичный зверёк. С виду он совсем безобидный. И если с ним правильно обращаться, то вреда он вам не принесёт. Обида, если не пытаться её поселить в своем доме, прекрасно живёт на воле и никогда никого не трогает. Но все попытки завладеть Обидой, сделать её своей, кончаются всегда плачевно… Зверёк этот очень маленький и юркий, он может случайно попасть в тело любого человека. Человек это сразу почувствует, ему становится обидно. А зверёк кричит человеку: — Я нечаянно попался! Выпусти меня! Мне здесь темно и страшно! Я хочу к маме! Но люди давно разучились понимать языки тварей земных, особенно таких маленьких зверьков… Есть такие люди, которые сразу отпускают обиду. Но есть и такие, которые ни за что не хотят её отпускать. Они сразу называют Обиду своею и носятся с ней, как с самой дорогой игрушкой. Постоянно думают о ней и даже ночью просыпаются от великих дум о ней. А Обиде всё равно не нравится жить с человеком.

Первая потребность человека, будь то прокажённый или каторжник, отверженный или недужный, — обрести товарища по судьбе. Жаждая утолить это чувство, человек расточает все свои силы, всё своё могущество, весь пыл души.

 Секс должен быть наслаждением для всех чувств: зрения, слуха, обоняния, вкуса, температурных ощущений и осязания. Не критикуйте, пока не попробовали. Это как деньги: пока у вас их нет, вы чувствуете себя несчастным, пока не получите их. Но когда они у вас есть, важнее, что вы с ними делаете, чем сколько их у вас, и то, что вы с ними делаете, обнаруживает, что вы за человек. 

 Когда человек молод, он может любить и в разлуке — он может любить в письмах, в мыслях, в одном лишь пылком воображении, — быть может, он чувствует, что жизнь еще впереди, а быть может, и потому, что в таком возрасте страсть в нем гораздо сильнее, нежели потребность сердца, а с годами любовь становится привычкой больного, согревающим компрессом для души, у которой осталось только одно крыло и которая уже не так высоко витает в идеальном мире. 

Не платье красит человека, а человеческое достоинство. Однако лишь хорошо одетый человек чувствует себя воистину достойно.

— Ещё один вопрос, Григ... Ты не ревнуешь меня? — Ревновать? А с какой стати? — Но, в конце концов... Этой ночью... я... — Мона, Мона. Знаешь, не обижайся, но. Никакой ревности. Нет, сейчас уже не ревную. У меня такое чувство, что всё, что с тобой произошло, произошло не здесь, а где-то, где-то далёко, может быть, на Луне. — На Большой Медведице, Григ. — Пусть так, на Большой Медведице. Так не может же нормальный человек ревновать свою возлюбленную, изменившую ему где-то на Большой Медведице? — Ты философ, Григ...

... парадоксально, но именно там, где меньше всего морали в смысле культурного состояния, а не нравственной потуги, там чаще всего ищут моральные мотивы и только о них и говорят, поучают друг друга, все взывают к доверию, добру, духовности, любви и т. д. «Как же вы мне не доверяете?», «Как вы можете меня не любить?», «Ведь я — солдат, детище народа», «родная армия», «родная прокуратура» и пр. И никто не осмеливается называть вещи своими именами, ибо его тут же душат требованиями доверия, любви, единения в каком-то аморфном чувстве, любую попытку противостоять этому воспринимают как оскорбление святынь и моральных чувств советского человека.

 Когда-то здесь жили люди. Они плакали и смеялись, любили и ненавидели, лелеяли мечты и вынашивали планы. У них было много чувств, сжигающих их души. Теперь их нет. Они ушли и унесли с собой свои чувства, и ничто не напомнит случайному прохожему ни о них самих, ни, тем более, о бушевавших в них страстях. Но осталась деревня. Дома, где мохнатые существа, скрываясь по темным углам, ждут своих хозяев. Поля, где до сих пор в порубежной полосе стоят термы, сохранившие запах приносимых в дар Чуру вин. Вот эта сотворенная руками копань, которую населяют уже новые, неведомые ушедшим людям жильцы. И существование всего этого гораздо таинственнее, прекрасней и долговечнее, чем все чувства человеческой души. С годами это очарование затмит все остальное, и случайно наткнувшийся на древнее поселение человек благоговейно вытащит из-под земли глиняный светец или закопченные камни теплины. Глядя на них, наш далекий потомок увидит и печище, и лес, и даже людей, некогда живших здесь.

— Не пробовал у него спросить? — спросил старик. — Пробовал, это бесполезно. Демон молчит. Но говорит со мной моими же чувствами. Страх, зависть, гнев, печаль... Это мои чувства. Демон внутри меня не говорит мне ничего нового, но не устает напоминать, что мне есть за что ненавидеть этот мир. Седовласый старик печально улыбнулся: — Мне порой кажется, что такой демон есть в каждом из нас. Шепчет нам наши злые мысли, чтобы мы совершали злые поступки. И тот, кто смог услышать его голос, понять, что это шепот демона, тот и становиться добрым человеком, не обращая внимания на нашептывания. А те, кто услышать не смогли, так и живут, думая, что это действительно их мысли, и не понимают, что творят зло.