Старые Афоризмы про лицо

Она изобразила на лице вежливую улыбку, за которой, как за хорошей ширмой, можно было думать о чём-то своём.

Он единственный такойЭтот день мы долго ждали,Этот чудный, светлый день!Что из душ и лиц сгоняетВсяческий намёк на тень.Как же радостно нам былоУтром в семь часов вставатьИ счастливые порывыПолной грудью ощущать.Надевать не джинсы, майки –Ту одежду пыльных улиц,Юбки, брючки, водолазки –Моду умников и умниц.Сознавать, что будем скороМы вприпрыжку в класс бежать,Чтоб науку грызть упорноИ ещё умнее стать!Слушать мудрые советы,Что дают учителя.Узнавать всех тайн ответы,Что волнуют не шутя…Эти сладостные грёзыВ наших пронеслись сердцах,Что от счастья даже слёзыНавернулись на глазах…Ещё долго будем помнитьЭтот чудный, светлый день,Что из душ и лиц сгоняетВсяческий намёк на тень!..

— Ты никогда не любил, когда тебя судят. — Да, особенно, когда судишь ты! — Я слова тебе не говорил. — У тебя на лице всё было написано. — Ну, ты сам тогда виноват, не я. — Знаешь как трудно проникнуться к человеку, который только и знает, что отталкивать? — Я никогда не указывал, как тебе жить, Марти. — Ага, просто молча сидел и ху*ню про меня думал!

 Половины этого города просто не существует. По моему мнению, пространство внутри Садового кольца вечерами превращается в некое подобие компьютерной игрушки, населенной людьми-пустышками. Когда-то они были нормальными людьми, у них были мечты, души прекрасные порывы, проблемы и жизненные заботы. Но затем, в какой-то момент, они поняли, что легче превратиться в персонажей гламурных журналов, героев и героинь танцпола, фей подиума и ресторанных рыцарей ножа и тарелки. Превратить свою жизнь в атмосферу круглосуточной вечеринки и стать теми самыми рекламируемыми на всех углах ночными жителями. Постоянные лучи софитов отучили их глаза воспринимать дневной свет, лампы солярия сделали невозможным нахождение на дневном солнце, тонны парфюмерии и косметики вкупе с наркотиками и диетами постепенно иссушали их тела, а актуальные журналы и развлекательное телевидение сделали то же самое с их мозгом.

На улице необычайный мороз — минус 18 градусов по Цельсию, и идет снег, и на том языке, который больше уже не является моим, такой снег называется qanik — большие, почти невесомые кристаллы, которые всё падают и падают, покрывая землю слоем белого порошка. Декабрьская тьма поднимается из могилы, которая кажется необъятной, как и небо над нами. В этой тьме наши лица — лишь слабо светящиеся диски, но, тем не менее....

Это лишь руки трогающие клавиши, оставившие на рисунке лица радостный след. Быть может, так лучше. Мне несложно улыбаться, даже если текут слёзы.

Я вот недавно понял про любимые лица такую штуку. Но я ее понял и понял, что зря я ее понял. Хотя эта штука, ну то, что я понял, это так просто, что я даже не понял, как я раньше этого не понимал. Очень просто. Но я это понял и понял, что я себе этим усложнил жизнь. Но я уже этого не забуду, теперь я с этим буду жить и, извините меня, пожалуйста, сейчас вам скажу то, что я понял. Я понял то, что те, кто меня любят по-настоящему, не что-то выдуманное, а меня, они любят меня не потому, что я хороший, а потому, что они прекрасны. Они любят по каким-то своим причинам. Мне эти причины не понятны. Точно. Они любят меня не потому, что я такой, а потому, что они такие.Читать далее »

 К пятидесяти годам у меня было лицо человека, который может умереть с минуты на минуту. Я умер в девяносто шесть, после долгой агонии. 

  — Да, Аранго, вот еще что! Проследите, чтобы женщины покинули парк до прихода французов. Тут им совсем не место. — Я уж пытался прогнать их, господин капитан. Они только смеются мне в лицо. 

Если есть два действия, одинаково сводящиеся к одному лишь наслаждению, доставляющие только удовольствие без пользы, причем одно доставляет удовольствие только действующему лицу, а при другом удовольствием делятся с другим подобным существом, то за которое из этих двух действий выскажется здравый смысл?

Разглагольствовать о том, что собираешься сделать, — все равно что хвастаться картинами, которых ты еще не написал. Это не просто дурной тон, это абсолютная утрата лица.

Все горе в том, что я люблю тебя, а ты меня не любишь. Я стараюсь найти смысл этого осуждения, истолковать, оправдать, роюсь, копаюсь в себе, перебираю всю нашу жизнь и все, что я о себе знаю, и не вижу начала и не могу вспомнить, что я сделала и чем навлекла это несчастье. Ты как-то превратно, недобрыми глазами смотришь на меня, ты видишь меня искаженно, как в кривом зеркале. А я люблю тебя. Ах, как я люблю тебя, если бы только мог себе представить! Я люблю все особенное в тебе, все выгодное и невыгодное, все обыкновенные твои стороны, дорогие в их необыкновенном соединении, облагороженное внутренним содержанием лицо, которое без этого, может быть, казалось бы некрасивым, талант и ум, как бы занявшие место начисто отсутствующей воли. Мне все это дорого, и я не знаю человека лучше тебя. Но слушай, знаешь, что я скажу тебе?