Длинные Афоризмы про осень

Что если воду, которая льется из душа, обрабатывать специальным раствором, который бы реагировал на сочетание таких вещей, как пульс, температура тела и мозговые колебания, чтобы кожа меняла цвет в зависимости от твоего настроения? Когда ты жутко возбужден, кожа будет зеленеть, а когда рассержен, само собой, краснеть, а когда у тебя на душе акшакак — коричневеть, а когда тебя осенило — синеть. Все бы сразу видели твое самочувствие, и мы были бы осторожней друг с другом, потому что не будешь же говорить девочке с фиолетовой кожей, что тебя достали ее опоздания, но зато обязательно хлопнешь розового приятеля по плечу и скажешь ему: «Поздравляю!» Еще почему это было бы полезное изобретение, так это потому, что сколько раз бывает, когда ты знаешь, что тебя переполняют разные чувства, но не можешь в них разобраться. Бесит ли это меня? Или только немного напрягает? И эта неразбериха портит тебе настроение, становится твоим настроением, превращает тебя в потерянного серого человека.

Песня про место (не придумал название, короче)Не идут сюда казаки, не несутся облака.И зима войти боится, только чёрная тоска.Ни весна, ни даже осень не идут сюда никак.Ни собаки, ни коты, ни обкуренные рты.В этом месте я.В этом месте только я.В этом месте я.В этом месте только я.Пересох тут океан, даже небо потускнело.Не горит здесь мой июль, не шалит капель.Здесь даже пустоте бывает не уютно,Здесь только я один. Только я и мои мысли.В этом месте я.В этом месте только я.В этом месте я.В этом месте только я.Ох, притихли соловьи и умолк мой CD-плеер.Треки кончились. Зарядку я забыл где-то во тьме.Разгулалася тоска. Что ж, запевай за упокой!За упокой моих грехов, чтобы больше не пришли.В этом месте я.В этом месте только я.В этом месте я.В этом месте только я.Не несут ко мне цветы красны девицы мои.Позабыла меня даже моя новая любовь.В этом месте тишина, в этом месте только яИ звоном грома отдаётся любой мой нечайный вздох.Только я.

Вчера ко мне приходило счастье. Оно было одето в осень, пахло разноцветными дождями и почему-то пряниками. Мы сидели на кухне, я угощал его горячим чаем, а оно добавляло в него насушенные за август лепестки опавших звезд. Потом оно село на мой подоконник и тихонько запело. Оно пело о светлом, о важном, о любимом, о том, что молча живет в сердце и делает руки нежными, оно пело о смехе людей, похожим на теплый янтарный ветер, и о мокрых от росы тропинках, ведущих к тому, что ищет каждый. Мы провели вместе всю ночь. Оно то птицей садилось на плечо, то мягкой урчащей кошкой лежало на коленях. А утром оно засобиралось в путь, извинялось, обещало обязательно заглядывать на огонек, потом накинуло на тонкие плечики радугу, раскрашенную детскими снами, и вылетело за дверь. Но я рад, потому что обернувшись на пороге, оно сказало мне, что идет к тебе. Встречай.

Ваше сердце.Жёлтых листьев осенний нарядПейзаж укрепляет дорожный.Провожает тебя чей-то взгляд.Чей-то взгляд-нежный и осторожный.Ты его знаешь лучше себяИ уверена в нём,как в себе.Знаешь,что не предаст он тебяИ так предан он только тебе.Он поможет тебе пережитьВсе проблемы судьбы этой сложной.Он лишь может тобой дорожить И поддержит на сколько возможно.Он у сердца тебя бережёт,Он твои исполняет желания.И в обиду тебя не даёт,И не ждёт от тебя обещания.Он проводит тебя до дверейИ посмотрит своим добрым взглядом.Знает он,что тебе хорошо.Ничего ему больше не надо.Ты поймёшь,что в душе он твоейИ что он лишь один тебе нужен.Друг без друга,как свет без теней.Летний день словно вьюгоой завьюжен.Не теряйте друг друга друзья,Свои чувства друзья не теряйте.Ваше сердце одно на двоих.Вы его каждый день укркпляйте.

Папин орден.Осенний вечер зажигает звёзды, Мерцают мягким светом витражи И наша мама, голосом серьёзным, Сказала мне дочурку уложить. А мы с ней заигрались в кошки-мышки, Читали сказки, взялись рисовать, И тут я вспоминаю, что малышка, Уже давно должна спокойно спать Но проще успокоить все стихии, Или вулкана взрыв предотвратить… Пел колыбельную, качал, читал стихи ей, Никак не получалось усыпить! На уговоры егоза не поддаётся, Про логику молчу, она вся в мать Ругаться начал, а она смеётся, И как это прикажешь понимать? Какой режим? Какая дисциплина? От песен и стихов в ушах звенит Вошла жена, а на полу картина - Отец храпит, а рядом дочь сидит… И можно быть шахтёром, скалолазом, Спасателем, границу сторожить, Но орден пап, получишь, если сразу, Тебе удастся дочку уложить.

Я сидел, погрузив руку до самого локтя в вазу, когда вошел мой двоюродный брат. Мы сто лет не виделись, но его сияющая улыбка, словно из рекламы зубной пасты, совершенно не изменилась. Шахматная доска могла позавидовать квадратности его челюсти Супермена. Волосы отливали золотом почище золотых шаров по осени, и он был похож как две капли воды на свидетелей Иеговы, которые все похожи друг на друга как капли воды. Ему не хватало только Библии под мышкой. Однако никаких религиозных идей у моего двоюродного брата не было, в основном по той причине, что у него вообще не было идей. Ни одной, даже самой завалящей. Даже половинки. Даже четвертушки. Поэтому мой кузен жил счастливо и был прекрасным человеком.

 На опушке Волчьего Леса Бран повернулся в корзине, чтобы еще раз взглянуть на замок, где прожил всю свою жизнь. Дым еще поднимался в серое небо, но не в большем количестве, чем шел бы из труб Винтерфелла в холодный осенний день. Амбразуры кое где почернели от копоти, там и сям зияли прогалы на месте обвалившихся зубцов, но издали ущерб казался не таким уж большим. За стенами, как много веков подряд, торчали верхушки зданий и башен — кто бы подумал, что замок разграблен и сожжен? Камень крепок, — сказал себе Бран, — корни деревьев уходят глубоко, а под землей сидят Короли Зимы на своих тронах. Пока они существуют, существует и Винтерфелл. Он не умер, он просто сломан, как я, — я ведь тоже жив. 

Серыми тучами...Серыми тучами небо замучено, Грязною сажею стала земля. Горькие случаи, мы невезучие Вместе с тобою, наверное, зря… Ночи бессонные. Капли солёные. Осень рыдает, ей нужно уйти. Вроде бездомные взглядами томными Снова пытаемся выход найти. Только напрасными вздохами страстными Простыни белые пачкали вновь. Губы несмелые и неумелые Тихо шептали: « Это – любовь». Всё перемешано: осень и радости Сладкими стонами среди ночей. Больше не будет обманчивой сладости И безрассудности глупых речей. Серыми тучами небо замучено, Грязною сажею стала земля… Раньше бы грелись надеждою лучшею… Ну , а сегодня , не вместе, а зря..

Кажется, будто всё вокруг случайно намекает на затаившуюся внутри печаль. Море в сентябре — сосуд, собравший в себя целое лето, со всеми его радостями, праздниками и кострами, и со всеми мучительными и бурными переменами этого времени года. Летом позволено всё, и если выйдешь невредимым, зима покажется не такой холодной. У этого жаркого времени года Паоло получил неудовлетворительную оценку, и письмо со столькими извинениями сопроводило его к холодам. Но пока еще сентябрь. Настоящие проблемы начнутся зимой. Осень готовит, предрекает катастрофы: она никогда не кончается.

Я мотаюсь по минному полю,Я мотаюсь по минному полю,Поклоняюсь погибшим друзьям.Под наркозом иду с вечной болью:Я остался осколком весь там.Камикадзе – заложник АфганаИ на теле военный билет Украшает разгульная дамаЗакрывая былой амулет.В шифоньере хранится достойноОкропленный дождями беретИ глядят с фотографий спокойноТе, кто выжил, кого уже нет.Я былое пытаюсь измеритьС высоты зрелых осени лет,Но доносит скорбящее эхоИз Чечни вновь знакомый куплет.Не сужу, не корю я обеих,Кто же прав разберется народТолько вновь журавлиные стаиРоссия, Чечня провожает.

Последний день немого сентябряПоследний день немого сентября,Как много слёз увидела в нём осень,Роняя с неба капли янтаря,Окрасила верхушки стройных сосен.Сентябрь, прощаясь, машет нам с тобойРукой из пожелтевших листьев клёна.В прекрасном платье, с розой золотой,Следит за миром осень с неба-трона.Крадётся ночь, о чём-то говоря,Смеётся ветер, будто сумасшедший,И первые минуты октябряВстречает месяц-брат его прошедший.Да, в эту ночь, когда все будут спать,Тихонько осень в наши сны ворвётся,И станет небо октябрём дышать.Сентябрь ушёл, но он ещё вернётся.

 В ладной фигуре ее и в лице была та гаснущая, ущербная красота, которой неярко светится женщина, прожившая тридцатую осень. Но в насмешливых холодноватых глазах, в движениях она еще хранила нерастраченный запас молодости. Лицо ее с мягкими, привлекательными в своей неправильности чертами было, пожалуй, самое заурядное. Лишь один контраст резко бросался в глаза: тонкие смугло красные растрескавшиеся, жаркие губы. Она охотно смеялась, но в улыбке ее сквозило что-то заученное.