Длинные Афоризмы про цены

 В том-то и суть, Каталина. Я не считаю себя истиной. Чем-то ценным, нужным. Тем, чем можно было бы подтереть задницу, или протереть пыль. Вся та польза, которую я приношу, — не имеет смысла. Я просто замедляю процесс чьей-либо смерти. Разбавляю одиночество. Ложка сахара на бочку рассола. И я знаю, что стоит мне выйти за порог очередной дочери, матери, сестры или любовницы, как они ложатся в ванну и перерезают себе горло. Они вновь остаются одни, и я не в силах что-либо изменить. Если они спросят, что делать, когда меня рядом не окажется, я скажу им убить себя. Лучше сгореть, чем раствориться. 

Плохой я человек. И не надо меня разубеждать, я знаю себе цену. Стерва я. Стерва, света которого ещё не видывал, но хочу отметить, что горжусь этим. Это у моих подруг проблемы с альтруизмом, гуманизмом, какой-то там филантропией, хотя никто не знает что это такое, но я имею полное право делать вид, будто я тоже не знаю. Я никогда не даю чаевых, если мне не нравится обслуживание. И меня совершенно не жалобит голодные взгляды подрабатывающих студентов, потому что это чистой воды манипуляция. И Вообще: никогда не делать того, что я не хочу. Так что приятель, чаевых ты не получишь.

Не здесь ли центральный момент любого сюжета? Поиск истинной сути. Стремление знать. Прочь тюленью шкуру, ослиную шкуру, ощипать перья, разбить цепь. При лунном свете, при звездном свете, фонарном свете, при свете синей медицинской лампы. Разве не этого хотят все и всегда: видеть и слышать? Сними повязку с моих глаз. Вынь камешки из моих ушей. Поверни меня два раза кругом. Все расскажи. Забудь про последствия. Не думай про цену. По крайней мере, до тех пор, пока не наступит пора платить. Пока расплата не застит тебе глаза, не закроет слух, не спалит тебя заживо.

Бреду меж острых скал, через висячий мостик, Туда, где вечна тьма и ярок древний свет. Там ждут на дне они, тревожа мертвых кости, И знают лишь они на мой вопрос ответ. Я в Черный лес стремлюсь, где Царь Лесной поможет Мне истину открыть, назвав расплаты час. Как много их, глупцов, кто мнил себе, что сможет Ту цену заплатить — их больше нет средь нас. И все же мне пора. Не я избрал дорогу В извечную игру... Остальные строчки были все в тёмных пятнах, за исключением двух последних И, покидая тех, кто вечно ждёт на дне, Я слышу, как они смеются в спину мне.

Сейчас болтают, что в войне победил народ. Но народом надо руководить! Вспомните 1905 год, была война с Японией. Народ был? Почему же Россия не победила, а позорно проиграла войну? Потому что там сидел бездарный командующий Куропаткин. А на Кавказе сейчас что творится? Практически война. Народ есть? Есть. А что же не побеждает? Потому что кроме народа, в Великой Отечественной войне был достойный главнокомандующий Сталин. Не было бы Сталина, не было бы победы. Да, цена этой победы слишком дорогая. Но война есть война, и без смертей тут не обойдешься.

Парис: Скажи мне, благородный Диомед, Правдиво, честно, как сказал бы другу; Кто всё-таки достойнее Елены Я или Менелай? Диомед: Достойны оба. Он тем, что ищет вновь её вернуть, Изменою её пренебрегая, Ты — тем, что удержать её стремишься, Не замечая, что она бесчестна, Ценой страданий и затрат несметных, Ценой потери доблестных друзей. Он рад, рогатый, выпить все подонки, Которые останутся в сосуде; Ты, сладострастник, на развратном ложе Готов зачать наследников своих! Вы, со своей распутницею вместе, Друг друга стоите, сказать по чести!

Человек слова и дела. Различать их не менее важно, чем то, кто друг тебе самому, а кто — твоему положению. Плохо, когда в делах неплох, да в речах нехорош; но куда хуже, когда неплох в речах, да в делах нехорош. Словами нынче не насытишь, слова — ветер; любезностями не прокормишь — учтивый обман вроде охоты на птиц с зеркальцем, когда их ослепляют. Только тщеславный сыт воздухом. Слова имеют цену как залог дел. У трухлявого дерева нет плодов, одна листва — вот и различай, от кого польза, а от кого тень. — Грасиан-и-Моралес

Я усмехнулась: – Драконы… Я всегда знала, что доверять вам опасно. Но после всего… Ты думаешь, я так легко доверюсь ему? Существо, способное играть чужими жизнями. Морально способное. Так просто, как им захотелось сделать из меня ручную зверушку. Ведь на мне до сих пор заклятие, по которому я вынуждена защищать тебя даже ценой своей жизни. И за что это мне – за то, что вышла однажды на улицу? За неправильный поворот в закоулках города. Не натолкнись я тогда на твоего братца – жила бы спокойно. Просто рядовой магианой.

 Но разве будет не классно, если в это Рождество на вершине окажется не смазливый подросток, а престарелый наркоман, мечтающий напомнить о себе любой ценой? Ну посмотри на них, эти юные выскочки кривляются на сцене и чувствуют себя крутышками, зайки мои. А я что? Я торчу в паршивой квартирке с моим менеджером Джо — самым безобразным типом на свете и никто не вспоминает мои классные старые песни. Так что, детки, если вы как и дядюшка Билли верите в Санта Клауса, то раскупайте мой рождественский дерьмовый диск. 

Среди страстей, которые волнуют сердце человека, есть одна, пылкая, неукротимая, которая делает один пол необходимым другому; страсть ужасная, презирающая все опасности, опрокидывающая все препятствия; в своем неистовстве она, кажется, способна уничтожить человеческий род, который она предназначена охранять. Во что превратятся люди, став добычей этой необузданной и грубой страсти, не знающей ни стыда, ни удержу, и оспаривающие повседневно друг у друга предметы своей любви ценою своей крови.

— Зачем все пекутся о мнении других? — Я пекусь. Мне приятно ловить на себе восхищенные взгляды. — Разумеется, но меня заботит то, что ты думаешь о себе сама. Если ты считаешь себя лишь украшением, я боюсь, что однажды ты поверишь, что неспособна на большее. Время не щадит красоту, но оно бессильно перед чудесной работой твоего ума, перед твоим юмором, добротой и силой духа — вот что я ценю в тебе. Я бы хотела подарить вам справедливый мир, но вы сами сделаете его лучше.

– И что же вы наблюдаете? – Ничего особенного, Габриэль. Просто вы словно кружите на месте и никак не находите того, что ищете. Надеюсь, это не оторвавшаяся от рубашки пуговица. – Но и не дао, дорогая Клаудиа. Во всяком случае, нечто весьма скромное и весьма эгоистичное: счастье, которое как можно меньше вредило бы окружающим, а это дается нелегко, и которое мне не пришлось бы ни покупать, ни приобретать ценой своей свободы. Как видите, не очень-то это просто.