Длинные Афоризмы про потерю

 С одной стороны, искусство, как и все другие аспекты современной жизни, подвержено влиянию глобализации и унифицирования. В частности, это выражается в схожести идей и тематик, рассматриваемых сегодняшним художественным процессом, и их визуальной экспрессией, которые подвержены непосредственному влиянию массовой культуры, массмедиа, политики и экономики, создающему, с одной стороны, иллюзию свободы и флексибильности художественного творчества, его вседоступности и массовой популярности. С другой стороны, размывание границ между каждодневным опытом, политикой, экономикой и культурой совершенно разных традиций невозможно без потерь, когда пропадает необходимость личностного осмысления и рефлексии и в совершенно разных культурах создаются идентичные безликие произведения, таким образом замыкая круг самовыражения на себе и безусловно маргинализируясь как результат. 

Танцующая...В таинственном свете горящих свечей ТанцОвщица кружит одна. Колышется платье, как струи огней, Пылает в экстазе душа.И боль от потери, и встречи восторгВ свой танец вложила она.И льется со сцены эмоций поток,Им тайная сила дана.Увы! В жизни больно она обожглась,И сердце закрыла от всех.Но музыке страстной она отдалась,Лишь с танцем союз сей навек!Улыбка ее и волнующий взглядСтремится в туманную даль.Никто не узнает, какой это ад -Так тщательно прятать… печаль.Но чудо однажды случится и с ней,Сердечко оттает само!Исчезнет из жизни ее, словно тень,Печаль, как немое кино!Нам нЕ уберечься от горьких потерь,Но лучшее все - впереди!Сердечко, не плачь... Все проходит, поверь!Танцуй. И надейся. И жди.

 Из нас делают сушеных насекомых и называют это красотой. Если бы кто нибудь их габаритов в мое время вылез на публику, ее бы хорошенько накормили и велели приходить, когда малость отъестся. Что плохого в здоровых формах? Любая женщина весом за шестьдесят килограммов сейчас рассматривается не как среднегабаритная, а как потенциальный потребитель. Крем для этого, таблетки от того, избыточные волосы, коллагеновые инъекции, диеты для быстрой потери веса… Когда это кончится? Нас заставляют тратить лишние деньги и прилагать страшные усилия, чтобы добиться совершенных форм, которые физически достижимы для одной женщины из миллиона. 

- Стих-насилие над речью. Обычный человек не ищет ритмов и созвучий. Хвала обычному человеку! Он просит есть, или торгуется, или кричит от боли. Поэт же объезжает дикую речь, как наездник укрощает жеребца. С этой минуты конь бежит туда, куда надо поэту. Стоит ли удивляться, что женщины чувствительны к стиху? - На что это вы намекаете? - Я? Ни на что. Я лишь хочу заметить, что в любви - благослови ее Господь Миров! - тоже есть доля насилия. Начиная от потери девственности - и до потери части привычек, неугодных возлюбленному существу. Радостен тот, кому довелось испытать это насилие!

Когда-то, свадебным смущенная нарядом, Здесь, в мире суеты, со мной ты стала рядом, И было трепетно соприкасанье рук. По прихоти ль судьбы все совершилось вдруг? То был не произвол, не беглое мгновенье, Но тайный промысел и свыше повеленье. И прожил я свой век с любимою мечтой, Что будем, ты и я, единством и четой. Как из души моей ты черпала богато! Как много свежих струй влила в нее когда-то! Что создавали мы в волнении, в стыде, В трудах и бдениях, в победах и беде, Меж взлетов и потерь,— то, навсегда живое, Кто в силах довершить? Лишь мы с тобою, двое…

 Да, я знаю, это суровое письмо. Я тебя не пощадил. И ты по праву можешь утверждать, что я сначала признал несправедливостью по отношению к тебе всякую попытку взвесить тебя на одних весах с самой ничтожной из моих потерь, а потом всетаки проделал это, разобрав твой ихарактер по косточкам. Это правда. Только помни, что ты сам бросил себя на чашу весов. Если попытаться уравновесить твою чашу с одним малым мгновением моего заточения, она взлетит вверх, как перышко. Тщеславие вынудило тебя избрать свою чашу, и Тщеславие заставляет тебя цепляться за нее. 

 Обладание невозможно никем и ничем. К чему бы ни стремился человек, что бы ни завоевывал, чего бы ни желал страстно, эта страсть всегда одна и та же. Владеть. Мы хотим обладать знаниями, силой, властью, талантом, деньгами, друг другом, хотим иметь семью, любовь, дружескую поддержку. Все равно, получим ли мы желаемое от рождения, заработаем тяжким трудом, дождемся, выклянчим, дотянемся и схватим, догоним и отберем, — мы не сможем владеть этим долго. Жизнь будет вести нас от потери к потере, тыча в каждую носом: обладание невозможно. 

Я не верю!Их слишком много – смелых и красивых,Как мотыльков, стремящихся к огню!И только я – тебя не поцелую,Не обниму, не прошепчу: «Люблю».Пусть эта тайна грустная хранится,И делает темнее – юный взор.Не разгадать её, не исцелиться,И строки всё безрадостней - в минор…Нигде, ни в чём не обрести забвенья,Гоню я прочь напрасные мечты,Судьбу свою приму без сожаленья - Мне хватит сна, в котором будешь ты.Саму себя к разлукам и потерям,И к одиночеству приговоря - Не изойду слезой, не заболею,И – не поверю, что ты ждёшь меня…

Прошлое так иногда безжалостно давит: Кого бы ни полюбила и кто бы ни был влюблен, Самая жуткая штука – по-прежнему память… От кого бы ни отразилась, вернусь в начало времён. С кем бы ни пересеклась и чьими шагами Не измеряла бы годы свои и дни, Все мои раны, которые ты оставил, Рано ли, поздно ли вдруг отзовутся эхом войны, Снова внутри пожарищем вспыхнет горе И от потерь заноет душа, как прежде. Как бы хотелось время прожить другое, Где появилось бы место любви и надежде.

Никакие истины не могут излечить грусть от потери любимого человека. Никакие истины, никакая душевность, никакая сила, никакая нежность не могут излечить эту грусть. У нас нет другого пути, кроме как вволю отгрустить эту грусть и что-то из нее узнать, но никакое из этих полученных знаний не окажет никакой помощи при следующем столкновении с грустью, которого никак не ждешь.

Внутренняя пустота, чудовищная смесь проницательности в частностях и равнодушия в целом, невероятное одиночество человека в пустыне мелочей, его беспокойство, злость, беспримерная бессердечность, корыстолюбие, холод и жестокость, характерны для нашего времени, представляют собой, по этим свидетельствам, лишь следствие потерь, наносимых душе логически острым мышлением!

 Самый существенный вывод, извлеченный из прожитых лет, сводился к предельно короткой максиме, которая стоила всех философских учений вместе взятых: стареть — это хорошо. Стареть означает созревать, то есть становиться не хуже, а лучше — сильнее, мудрее, завершенней. Если же человек, старясь, ощущает не приобретение, а потерю, значит, его корабль сбился с курса.