Длинные Афоризмы про свободу жизни

Я — не расист… В прошлом я разрешал себе огульно обвинять всех белых людей, всю белую расу, и мои слова причинили вред некоторым белым, которые, возможно, не заслуживали такого отношения к себе. Но набравшись религиозных знаний в ходе моего недавнего паломничества в святой город Мекку, я больше не подписываюсь под обвинениями в адрес никакой из рас. Отныне я стремлюсь жить жизнью праведного мусульманина, чтущего Сунну. Я хочу повторить ещё раз, что я — не расист, и не подписываюсь под убеждениями расизма. Я могу заявить со всей искренностью, что я желаю только свободы, правосудия и равенства, жизни, свободы и счастья для всех людей! I am not a racist... In the past I permitted myself to be used... to make sweeping indictments of all white people, the entire white race and these generalizations have caused injuries to some whites who perhaps did not deserve to be hurt.

 О чем твердил распятый Христос? Почему Ты меня оставил? А тот человек повторял нечто менее трогательное, менее жалостное, а значит, и менее человечное, но гораздо более значимое. Он обращался ко мне из пределов чуждого мира. В том, где находился я, жизнь не имела цены. Она ценилась слишком высоко и потому была бесценной. В том, где обитал он, лишь одна вещь обладала сопоставимой ценой. Элефтерия — свобода. Она была твердыней, сутью — выше рассудка, выше логики, выше культуры, выше истории. Она не являлась богом, ибо в земном знании бог не проявлен. Но бытие непознаваемого божества она подтверждала. Она дарила вам безусловное право на отречение. На свободный выбор. Она — или то, что принимало ее обличье, — осеняла и бесноватого Виммеля, и ничтожных немецких и австрийских вояк. Ею обнимались все проявления свободы — от самых худших до самых лучших. Свобода бежать с поля боя под Нефшапелью. Свобода бороться с первобытным богом Сейдварре.

 Совершенно очевидно, что наш мир — это место скорби и терзаний, место, где процветает глупец, а мудрого преследуют и ненавидят; место, где мужчины и женщины мучают друг друга во имя любви; где детей гнетут и истязают во имя воспитания и родительского долга; где слабых телом отравляют и увечат во имя исцеления, а слабых духом подвергают ужасной пытке лишения свободы — не на часы, а на годы — во имя правосудия. Это место, где люди согласны на самый тяжелый труд, лишь бы спастись от невыносимой скуки своих развлечений; где дела милосердия творятся руками наемников ради искупления душ развратников и тунеядцев. Моя религия учит, что на свете есть только одно такое место ужаса и страданья — это ад. А стало быть, наша земля и есть ад, и мы, как мне это открыл старик индус, — а может быть, он был послан свыше, чтобы мне это открыть, — мы находимся здесь, дабы искупить грехи, совершенные нами в предыдущей жизни. 

Среднестатистический восхищенный турист уже потому всем доволен, что вырвался на время из привычного круговорота жизни: ему не надо толкаться в городском транспорте, покупать продукты для ужина, выносить мусор, сверяясь с приборами, высчитывать квартплату, ложиться пораньше, предусмотрительно поставив в изголовье будильник, ворочаясь с боку на бок, сочинять ответы на каверзные вопросы, которые завтра поутру непременно задаст начальник, — вообще ничего в таком духе. Пожизненный раб распорядка пьян от внезапно наступившей свободы, ему так хорошо, что он почти не видит город, который искренне нахваливает; неудивительно, что туземцев его неуместные восторги только раздражают, как лепет захмелевшего гуляки, внезапно оказавшегося среди трезвых, занятых, озабоченных повседневными делами людей.

Владимиру Семеновичу.1. На жизнь смотрели мы со страхом.И совесть каждый продавал.А он рубил с плеча, пил махом.Ментов и власти презирал.2. А мы боялись темнотыИ дули каждый мы на воду.А он кричал до хрипоты И требовал для всех свободу.3. Он рабство презирал нутром.Не мерил дружбу он рублями.И жить не думал на потом.Стакан и песни все с краями.4. Он полуправды не любил.И знал, что истина дороже.На взрыв он пел и говорил.И в бога верил, в черта тоже.6. Мы в жизни были как в угаре.И чтили дедушку творца.А он рвал струны на гитаре.Чтоб рвались песни к нам в сердца.7. Сказать он многое хотелИ не ищите Вы морали.Быстрее всех он нас сгорелВедь мы его не поддержали.8. Хотя там благодать и тишь.Всегда мы будем слышать муки.Ты на Ваганьковском стоишьТебе и там связали руки.

— Мне действительно необходимо брать с собой твою маленькую И. И.-игрушку? — Вместе веселее, не так ли? — Да, какая разница... Другой И. И., но это по-прежнему всего лишь LQ-84. — А твой И. Н.? — Ого, оно ещё и разговаривает?.. Я — Хамсин, также известный как «Песчаная Буря». — Над следующим заданием вы будете работать вместе. — Напяливай ошейник, щенок. И запомни: мы принесём в эти земли свободу, даже ценой своих жизней. Но всё же лучше — их. — Я... ничего не знаю о свободе... — Тогда готовься к обучению. — Мы ещё посмотрим, кому нужно учиться... — Мистраль, наша миссия в... распространении свободы? Если так, то почему у меня никогда не было права выбора? — Почему? Ну, это... оно было...

Одержимое сексом общество без колебаний нарушает божественные и человеческие законы, вдребезги разбивает все ценности. Подобно торнадо, оно оставляет на своем пути легион трупов, множество исковерканных жизней, неисчислимые страдания и уродливые обломки разрушенных норм. Оно уничтожает подлинную свободу естественной любви; вместо того, чтобы обогатить и облагородить сексуальную страсть, оно сводит ее к простому совокуплению. Разрушительные последствия сексуальной анархии охватывают все основные ценности и глубоко проникают в жизненно важные сферы общества. Это наваждение ведет, прежде всего, к деградации человека и общества.

 В тот день, когда я умерла, началась моя новая жизнь. В прежней я мечтала, чтобы кто-то разглядел во мне индивидуальность. Ты сумел, за что навсегда останешься в моём сердце. Но ещё больше мне хотелось самой это понять. Теперь я понимаю. Ты славный парень, Том, но ты живёшь в мире, где такой, как я нет места. Иногда я добрая и милая. Очень милая. Но порой становлюсь жестокой и злой, ровно настолько, насколько сама этого хочу. Моя сила в свободе, я никого не боюсь и меня никто не может приучить. Моё путешествие лишь начинается… 

Прощание...Последний день весны не радует погодой.И дождь срываясь в град неистово стучит.У нас решилось все, я приобрел свободу.Ушла к другому ты под парусность обид.Свобода ни к чему, когда тебя нет рядом.Как лезвием ножа разлука режет нас.Смотрела на меня своим печальным взглядом.И вместе быть бы нам, но прозвучал отказ.Ты отказала мне, другой милей, дороже.Нас разлучила жизнь - спасибо что была!Пускай тебе в пути Господь всегда поможет!О прошлом в этот день звонят колокола...

Ты никогда не задавался вопросом: куда катится мир? А катится он, родимый, туда, куда катит его большинство. Мы не можем ничего с этим поделать. Можем лишь оставаться собой. И это должен понимать каждый, кто готов считать себя человеком – маленьким существом с большой волей и свободой выбора. Это то, что показывает опыт, не устающий преподавать нам уроки о реальных законах жизни, а не выдуманных нами во время приступов идеалистических заблуждений.

 — прекордиальное давление мучает вас потому, что грудь вашу разрывает эта не прожитая вами жизнь. И сердце ваше отстукивает время. А скупость времени неизбывна. Время берет, берет – и никогда ничего не отдает обратно. Как ужасно слышать, что вы прожили назначенную вам жизнь! И как ужасно встречаться со смертью, никогда не высказав даже претензии на свободу при всех с этим связанных опасностях! 

 Быть личностью, быть свободным есть не легкость, а трудность, бремя, которое человек должен нести. От человека сплошь и рядом требуют отказа от личности, отказа от свободы и за это сулят ему облегчение его жизни. От него требуют, чтобы он подчинился детерминации общества и природы. С этим связан трагизм жизни.