Старые Афоризмы про сон

В сонном царстве выгоднее не просыпаться. Игорь Марсеник

Это папа? Возможно. Но даже если не папа, то все равно человек. Я вырвал эти страницы. Я сложил их в обратном порядке: последнюю — сначала, первую — в конце. Когда я их пролистал, получилось, что человек не падает, а взлетает. Если бы у меня еще были снимки, он мог бы влететь в окно, внутрь здания, и дым бы всосался в брешь, из которой бы вылетел самолет. Папа записал бы свои сообщения задом наперед, пока бы они не стерлись, а самолет бы долетел задом наперед до самого Бостона. Лифт привез бы его на первый этаж, и перед выходом он нажал бы на последний. Пятясь, он вошел бы в метро, и метро поехало бы задом назад, до нашей остановки. Пятясь, папа прошел бы через турникет, убрал бы в карман магнитную карту и попятился бы домой, читая на ходу «Нью-Йорк Таймc» справа налево. Он бы выплюнул кофе в кружку, загрязнил зубной щеткой зубы и нанес бритвой щетину на лицо. Он бы лег в постель, и будильник прозвенел бы задом наперед, и сон бы ему приснился от конца к началу.

Сон — это сон, у него своя логика и свои законы.

Все шире — круг за кругом — ходит сокол, Не слыша, как его сокольник кличет; Все рушится, основа расшаталась, Мир захлестнули волны беззаконья; Кровавый ширится прилив и топит Стыдливости священные обряды; У добрых сила правоты иссякла, А злые будто бы остервенились. Вновь тьма нисходит; но теперь я знаю, Каким кошмарным скрипом колыбели Разбужен мертвый сон тысячелетий, И что за чудище, дождавшись часа, Ползет, чтоб вновь родиться в Вифлееме.

У меня внутри то ли засуха, то ли белый шум, То ли в мир за водкою, то ли босому в скит. Просыпаюсь в сон из другого сна, тяжело дышу, Знаю точно — сплю, потому что чувствую рядом — спит, Спит, а некому, знаю. Не трогаю темноту - Дышит ровно, и слава небу, и rest in peace. У меня внутри кто-то главный провёл черту, Разломил по ней и назвал это — компромисс.

И Сон и Смерть равно смежают очи, Кладут предел волнениям души, На смену дня приводят сумрак ночи, Дают страстям заснуть в немой тиши. И в чьей груди еще живет стремленье, К тому свой взор склоняет Ангел Сна, Чтоб он узнал блаженство пробужденья, Чтоб за зимой к нему пришла весна. Но кто постиг, что вечный мрак — отрада, С тем вступит Смерть в союз любви живой, И от ее внимательного взгляда К страдальцу сон нисходит гробовой.

 Когда за день пережито много волнений, когда разнообразные мысли одолевают мозг, человек легко засыпает, но, проснувшись уже с трудом засыпает снова. Сон приходит легче, чем возвращается. 

Охота — это прообраз войны: на охоте также есть свои военные хитрости, засады и ловушки, дабы можно было без риска для себя одолеть противника. На охоте мы терпим и дикий холод, и палящий зной, презираем и сон и негу, укрепляем свои силы, упражняем наше тело, чтобы оно сделалось более гибким, — одним словом, это занятие вреда никому не причиняет, а удовольствие доставляет многим.

 Смерть — это та штука, из-за который все распускают нюни, и это при том, что треть жизни мы тратим на сон… 

 Мы уделяем снам слишком большое внимание. Вещий сон. Дурной сон. Сон в руку. Дорожная карта сновидений. Путешествия в мире грез. Проникновение в иные реальности. Астрал, ментал, эфир… За всем этим фейерверком кроется страх – банальный, скучный, как вид из окна на стройплощадку. Когда мы в сознании, когда бодрствуем – мы ясно чувствуем, как привычки, стандарты и нормы огораживают нас защитным кругом. А во сне? Во сне к нам могут подкрасться, и мы не услышим. Во сне нас обидят, а мы не успеем защититься. 

Мы буквально всем районом ждем новых законов, сонные сидим у телика, в руках телефоны, В новостях вся правда, ток дикторы... простите, чуть не ругнулся, это просто я смущенный.

 На десять миль оградой стен и башен Оазис плодородный окружен, Садами и ручьями он украшен. В нем фимиам цветы струят сквозь сон, И древний лес, роскошен и печален, Блистает там воздушностью прогалин.