Длинные Афоризмы про политику

— Вы все на Гитлера валите. А сами-то, сами-то что? Пешки вы, коли отдали себя Гитлеру. Нет, не один Гитлер, все виноваты, все. – Но что мы могли сделать? Keine demokratic, keine demokratic! Totalicsh alles furer, furer. — Понятно, демократии не хватало, а зачем она вам… демократия? Вы же без нее приспособились!? Зачем? Вы же без нее обошлись. При демократии думать надо и отвечать за многое… что вроде тебя не касается. А тебе же это зачем? Ты же архитектор, твое дело – строительство. — Ja, ja… — Вот ты и строил… — Ja, ja… – … политикой не занимался. Думал, твое дело сторона… За политику Фюрер отвечает… А выходит, ответишь и ты … И ты! – Ну, ладно, ты на всех-то не вали! – Буду, буду валить! За их фюрера виновата вся Германия, вся! – Война кончилась. Мир будет. Там разберутся… – Мне от этого легче? Кто мне вернет отца, мать? Кто мне вернет моих братьев? Кто вернет здоровье и честь моей жены? – Ну ладно, больно ты горячий судья! Ну, ладно, война кончилась.

 …Нам нужно время, а его у нас больше не будет. Я всегда повторял: если бы у наших политиков хватило ума попытаться вытащить из этой ямы все человечество, а не только своих, мы бы, глядишь, и выбрались. Но только на опыты с новым оружием всегда находятся средства в федеральном бюджете. Когда я говорил, что нужна аварийная программа социоэволюционных исследований, а для этого — специальные моделирующие машины, и средств на это понадобится не меньше, чем на создание ракет и антиракет, мне в ответ только усмехались и пожимали плечами. Никто не принимал моих разговоров всерьез, и все, что у меня осталось, — это горькое удовлетворение от сознания своей правоты. Прежде всего следовало изучить человека, вот что было главной задачей. Мы не сделали этого; мы знаем о человеке недостаточно; пора наконец в этом признаться. Ignoramus et ignorabimus [не знаем и не узнаем (лат.)] — потому что времени уже не осталось. 

А наглость, с какой все эти политики, священнослужители, литераторы и прочие поучают рабочего-социалиста, коря его за «материализм»! А ведь рабочий требует для себя не более того, что эти проповедники считают жизненно необходимым минимумом. Чтобы в доме была еда, чтобы избавиться от гнетущего страха безработицы, чтобы не сомневаться в будущем детей, чтобы раз в день принять ванну и чтобы постельное белье менялось как полагается, а крыша не протекала и работа не отнимала все время, оставляя хотя бы немного сил, когда прозвучит гудок о ее окончании. Никто из обличающих «материализм» не мыслит без всего этого нормальной жизни. А как легко было бы достичь такого минимума, стремись мы к этой цели хотя бы лет двадцать! Чтобы весь мир добился уровня жизни Англии — для этого потребовалось бы затрат не больше, чем те, каких требует нынешняя война.

Задача состоит не в том, чтобы обременять свою память определенным количеством книг. Надо добиваться того, чтобы в рамках общего мировоззрения мозаика книг находила себе соответствующее место в умственном багаже человека и помогала ему укреплять и расширять свое миросозерцание. В ином случае в голове читателя получается только хаос. Механическое чтение оказывается совершенно бесполезным, что бы ни думал об этом несчастный читатель, наглотавшийся книг. Такой читатель иногда самым серьезным образом считает себя «образованным», воображает, что он хорошо узнал жизнь, что он обогатился знаниями, а между тем на деле по мере роста такого «образования» он все больше и больше удаляется от своей цели. В конце концов, он кончит либо в санатории, либо «политиком» в парламенте.

Когда вы работайте с портретной съемкой, вы видите человека по-своему. Например, чтобы получить знаменитый снимок Уинстона Черчилля, где он порядком похож на бульдога, фотографу пришлось выхватить у него сигарету. Это очень удивило политика, этот момент и запечатлел фотограф — потому что он знал, какое фото хочет получить. Как правило, клиенты просят вас сфотографировать так, как они хотят. Сделайте это. Но и для себя делайте снимки – снимайте так как надо вам. Вы можете показать эти фото своим клиентам – возможно, они им понравятся больше. В любом случае из этих фотографий будет складываться ваше портфолио – интересных, не таких как другие. Потом, когда вы докажете свою уникальность, клиенты будут выбирать именно вас.

Хочу тебе, Кирилл, рассказать об одном своем личном свойстве. Это, быть может, самый большой мой секрет. Капиталистические кремленологи до него так и не докопались. Тебе первому откроюсь. Дело в том, что у меня очень сильно развито чувство врага. В жизни и в политике я много раз на него полагался. И никогда не ошибался. Если я чувствую перед собой врага, стараюсь с ним не тянуть. Сразу принимаю меры по его уничтожению. Интересно, что после уничтожения очень скоро выясняется, что он действительно был врагом. Любопытно, правда?

Политика — это способ вести дела… без драки. Мы торгуемся из-за каждой мелочи, в чем-то уступаем друг другу, причем каждый думает, что обжулили именно его, спорим до хрипоты и, наконец, кое-как договариваемся, не разбивая при этом голов. Вот что такое политика. Есть и другой способ — разбить-таки эти головы… Так и бывает, когда одна или обе стороны больше не желают торговаться. Поэтому-то я и говорю, что хороша даже плохая политика… ведь единственная альтернатива — насилие и страдания.

Часто бывает так, что политическая или социальная акция рисует политика в выгодном свете, а неявные дурные последствия такой акции ударяют по всем остальным и недешево обходятся обществу. Взять хотя бы кампании по сохранению рабочих мест: вам показывают тех, чьи должности отныне не подлежат сокращению, и вы воспринимаете это как большую социальную победу. Никто и не заметит тех, кто в результате не сможет найти работу, потому что принятые меры приведут к закрытию многих вакансий.

 — …А про себя я так скажу: чего я у вас там, в Европе, не видел? Скуки вашей не видел? День вкалываешь, вечер телевизор смотришь, ночь пришла — к постылой бабе под одеяло, ублюдков плодить. Стачки ваши, демонстрации, политика раздолбанная… В гробу я вашу Европу видел,— говорю, — занюханную. — Ну почему же обязательно Европа?… — А, — говорю, — везде одно и то же, а в Антарктиде еще вдобавок холодно. 

Нас окружает невежество, зачастую чванливое и отстаивающее свое право быть таким. Оно все время приобретает новых сторонников. Оно самоуверенно и заявляет о своем превосходстве устами наших ограниченных политиков. А знание, хрупкое и переменчивое, которому угрожают разные опасности, которое сомневается в самом себе, является, возможно, одним из последних прибежищ утопии.

 Когда религия и политика идут в одной упряжке, те, кто ею правит, верят в то, что никто не может стать на их пути. Их скачка становится все более безрассудной: быстрее, быстрее и быстрее! Они отбрасывают все мысли о возможных препятствиях и забывают о том, что человек, ослепленный скоростью, видит обрыв лишь тогда, когда уже поздно что-либо сделать. 

Культура определяет политику, а не наоборот. Исходя из культуры надо изменять сознание... Простой пример: чтобы отучить воровать, говорить надо не о честности. Честности научить нельзя. Что воровать плохо, знают все. Надо научить народ уважать деньги. И уважение к деньгам — во всем мире одна из очень важных этических форм демократии.