Пусть этот мир суров и так жестокПусть этот мир суров и так жесток,И одинокий в жизни я ходокПусть множество мучений и преградЯ знаю, что на многое горазд.Весь жизни путь пусть будет труднымИ на дороге каменные грудыИ если вдруг случится камнепад,Но жизни мой придет парад.И жизнь моя окончится салютом,Пускай и маленьким, замкнутымНо в жизни одиночества идейЯ постараюсь выйти без потерь.
Мои предложения поясняются тем фактом, что тот, кто меня понял, в конце концов уясняет их бессмысленность, если он поднялся с их помощью – на них – выше их (он должен, так сказать, отбросить лестницу, после того как он взберется по ней наверх). Он должен преодолеть эти предложения, лишь тогда он правильно увидит мир.
Пусть твой страх сгорит в кострах И тот, кто устал, доберется до райских врат Это война, война за лучший Мир Оружие одно — внутри стать другим
Все шире — круг за кругом — ходит сокол, Не слыша, как его сокольник кличет; Все рушится, основа расшаталась, Мир захлестнули волны беззаконья; Кровавый ширится прилив и топит Стыдливости священные обряды; У добрых сила правоты иссякла, А злые будто бы остервенились. Вновь тьма нисходит; но теперь я знаю, Каким кошмарным скрипом колыбели Разбужен мертвый сон тысячелетий, И что за чудище, дождавшись часа, Ползет, чтоб вновь родиться в Вифлееме.
Мне кажется, ты боишься счастья, Хоуп. Возможно, тебе страшно, что ты только попробуешь его на вкус, а оно возьмёт и утечёт между пальцами. Но счастье невозможно без риска. Как ты поступаешь, когда тебе хочется получить удовольствие? Идёшь в лабораторию или зубришь в библиотеке. Как работать с такой жаждой изменить мир в сердце и при этом довольствоваться монотонностью жизни? Если ты не готова сделать всё, чтобы раздвинуть стены повседневности, может, ты просто не хочешь быть счастливой?
Всё звучит по-разному в этом мире. Вот почему я ношу ботинки на твердой подошве — слушаю звук своих шагов.
ЛюбовьЛюбовь -- губительная сила,Неизлечимая болезнь,И многие на свете есть,Кого она ума лишила.Любовь -- жестокая богиня,Что ждёт от нас кровавых жертв.Влюблённые идут на смертьВсегда: и в прошлом так, и ныне.Любовь не ведает границИ знает лишь свои законы,И потому среди влюблённыхРастёт число самоубийц.Бог приходил учить любви --А мир купается в крови.
Что ж, по опыту знаю, нет в мире проблемы, которую нельзя было бы решить, основательно напившись!
Чёрная птичка над миром летает, Так заунывно поет… Кто услыхал, обо всём забывает; Кто услыхал, безутешно страдает, Счастья больше не ждёт. В чёрную полночь присядет порою Смерти на палец она отдохнуть; Смерть её гладит костлявой рукою: «Будь, моя птичка, послушной такою»… Птичка вспорхнёт, продолжая свой путь.
Чаще всего наше переживание сопровождается отрешенным взглядом на мир: мир как бы выталкивает тебя в момент переживания из самого себя, отчуждает, и ты вдруг ясно что-то ощущаешь, сознаешь. Это и есть осмысленная, истинная возможность этого мира. Но именно в видении этой возможности ты окаменел, застыл. Оказался как бы отрешенно вынесенным из мира. В этом состоянии тебе многое способно открыться. Но для того, чтобы это открытие состоялось, нужно не только остановиться, а оказаться под светом или в горизонте вопроса: почему тебя это так впечатляет? Например, почему я раздражен? Или наоборот: почему я так рад? Застыть в радости или страдании. В этом состоянии – радости или страдания – и скрыт наш шанс: что-то понять. Назовем это половиной пути или половиной дуги в геометрическом смысле этого понятия. Полпути….
В первые часы дня сознанье способно объять мир как сжимает ладонь солнцем нагретый камень.
Есть три вида плача. Один — громкий, со стенаниями, горючими слезами и обильными соплями, плач из разряда «смотри, что ты со мной сделал», что исполняется перед виноватым бойфрендом, пожинающим горькие плоды своей жестокости и навеки обреченным на неустанное проявление внимательности. Второй — тихий, с головной болью и безумным выражением лица, плач во имя самоуспокоения: роскошь, строго говоря, вынужденная, когда слезные протоки остаются совершенно сухими. Когда ты искренне веришь, что заслуживаешь право на рыдание, и решительно настраиваешься на то, чтобы вызвать жалость к самой себе. И, наконец, третий — скорбный, сдавленный плач, что-то вроде плача Мадонны (в смысле, Девы Марии — это я уточняю для полной ясности): когда перед лицом жестокого мира льются невинные слезы скорби, горестно скатывающиеся по лицу и беспрепятственно (ваш образ в этом случае слишком смиренен и кроток, чтобы воспользоваться платком) капающие на монашеский апостольник.
В этом мире хорошо только подлецам: им не в чем разочаровываться, они живут без иллюзий, они считают всех подлецами и редко ошибаются.
Никто не задает себе вопросов типа: удалось ли нам взять от жизни лучшее? Не следовало ли прожить ее иначе? Живем ли мы с тем человеком, в том месте? Что может предложить нам этот мир?
Всё, о чём стоило бы сказать, в мире уже сказано. Чтобы осмелиться писать, нужно быть легкомысленным дураком.
Единственный способ жить в этом мире это жить без правил. Тёмный рыцарь
юные космонавтыМы юные космонавты мы в космос полетим. Увидем там планеты расмотрим их в близи. По кольцам мы сатурна рукою проведём и новость мы для мира конечнож принесём. Откроем мы планету животных там найдём а может и найдём мы инопланетный дом. Но всё это сбываться начнёт тогда когда все в космос полетим мы все как одна семья.
Я только сейчас понимаю, насколько это страшно — отпускать кого-то, кто решил уйти. Я так и не научилась, как с этим мириться. Я просто выросла и привыкла к расставаниям.
Я думал, что смогу помогать людям вылечить душевные травмы и сделать мир лучше. Клише, да? И где-то по пути я потерял цель из виду.
Отвергающий знания считает, что все окружающее лишь плод его воображения. Но как тогда быть с истиной, которая живет вне нас в этом мире?
— Кое-кто говорит о границах разума. Они изучают чудесный мир алкоголя и наркотиков, но Это не та граница. Очередной самообман. Мы придумали ложную границу с компьютерами, которые позволяют людям думать, что они сбежали. Граница с платой за доступ. — А космос? Последняя граница? — Стар Трек — это не космос, а телевидение. Тоже мне, граница. И потом, сколько народу побывало в космосе? Нет, настоящая граница здесь, автострада 60. Вот зачем ее построили. Это место для тех, кому хочется жить по-другому. — А это правда, мистер Коди? — Если нет, то должно быть.
Говорят, что наш вопрос решен...Говорят, что наш вопрос решенИ как будто нас самих нет здесь.Верю я, все будет хорошо,А пока все будет так, как есть.Говорят, что мир на трех кит.х,И похоже, где-то умер кит.Я не знаю, даже если так,То не ночь это, а сумерки.Не проси любви на паперти,Кошельки и так у всех пусты.Будет все у нас, ты потерпи!До весны бы только не остыть.Ты спроси у молодых голов,На которых свысока глядел, Как пройти нам путь от общих словДо забытых всеми общих дел.Говорят, что наш вопрос решенИ что точно, нас самих здесь нет.Знаю я, все будет хорошо,А когда – о том большой секрет.
Беллетристика вовсе не лёгкая игра воображения и отнюдь не утратила злободневности. Она позволяется нам понять жизнь и тот зачастую ужасный мир, в котором мы живём. С её помощью мы отвечаем на вопрос: «Почему подобное возможно?» Беллетристика помогает осознать, что причина для каких-то жутких событий порой действительно существует.
Я пришла забрать тебя...Я пришла забрать тебя из мира,Где полно несбывшихся надежд,Где удача проплывает мимо.И вся власть в руках скупых невеждПоведу тебя дорогой счастья.Изможденный дух приподниму,Помогу найти с собой согласие,В нежные объятия заключу.Мы коснёмся океанов страсти.Поживём немного в городе греха.Даже дождь печали будет кстати.Наступает юности весна!
Набери мое имя в Google, Прочитай километры лажи. Что еще в этом чертом мире тебе про меня расскажут?! Но, пожалуйста, слышишь, пожалуйста, Согласись на последнюю встречу! Я не могу, не могу, не могу больше. Весна по щекам поцелуи хлещет.
ппп