Длинные Афоризмы про машины

Поэзия сама по себе и есть волшебство. Просто потому, что выражает словами эмоции, которые большинство людей, сколь бы сильные чувства их ни обуревали, высказать или внятно описать неспособны. Стихи говорят больше, чем описывают составляющие их слова, в стихах есть еще и ритм, и мелодия звучания последовательности звуков и… да черт его знает, что еще и о чем надо спрашивать специалистов. Так набор деталей, скажем, пистолета, сложенный в кучку, еще не является самим пистолетом, пока детали не собраны, не соединены между собой в определенном порядке — не установлены связи между элементами системы. Только после этого совокупность деталей превращается в оружие. Чудо? Да, можно сказать и так — кучка железок несложной последовательностью манипуляций превращается в машину смерти, зловеще прекрасную в своей функциональности и провоцирующую владельца своими красотой и удобством на ее применение. Но насколько более сложной системой, чем набор железок, является поэзия!

Эмоции и адреналин нас заставляют оставаться молодыми и горячими, навсегда впечатывая следы, даже в чужих историях. А однообразность затягивает петлю на шее, делая тело и душу дряхлыми, приближая к забвению и смерти. Бытовуха, стабильность, боязнь и семейная жизнь сделали вас такими же серыми и обычными, как все вокруг, винтиками системы, уже автономно существующей за счёт рождения новых модифицированных биороботов. Абсолютно каждый из вас сам себе создал невидимые рамки, построил для тела и разума собственную тюрьму, придумал глупые ценности и морали. И кто-то очень постарался, чтобы это выглядело именно как собственная инициатива. Вы думаете, что будете жить вечно? Это совсем не так. А потом вас даже не вспомнят и на ваше место встанут другие овощи, которые, возможно, вырастите именно вы. Современный человек живёт не для себя. Он существует для питания и усовершенствования машины клонирования таких же идиотов. Но в любом механизме возможны сбои.

 …Нам нужно время, а его у нас больше не будет. Я всегда повторял: если бы у наших политиков хватило ума попытаться вытащить из этой ямы все человечество, а не только своих, мы бы, глядишь, и выбрались. Но только на опыты с новым оружием всегда находятся средства в федеральном бюджете. Когда я говорил, что нужна аварийная программа социоэволюционных исследований, а для этого — специальные моделирующие машины, и средств на это понадобится не меньше, чем на создание ракет и антиракет, мне в ответ только усмехались и пожимали плечами. Никто не принимал моих разговоров всерьез, и все, что у меня осталось, — это горькое удовлетворение от сознания своей правоты. Прежде всего следовало изучить человека, вот что было главной задачей. Мы не сделали этого; мы знаем о человеке недостаточно; пора наконец в этом признаться. Ignoramus et ignorabimus [не знаем и не узнаем (лат.)] — потому что времени уже не осталось. 

Вам случалось любоваться Матрицей? Ее гениальностью Миллиарды людей живут полноценной жизнью во сне. Знаете, ведь первая Матрица создавалась как идеальный мир, где нет страданий, где все люди будут счастливы. И полный провал. Люди не приняли программу, всех пришлось уничтожить. Приятно думать, что не удалось описать идеальный мир языком программирования, правда, я считаю, что человечество как вид не приемлет реальность без мучений и нищеты. То есть утопия - лишь игрушка, которой до поры тешился ваш примитивный разум. Поэтому Матрица стала такой. Воссоздан пик вашей цивилизации. Именно вашей цивилизации, ведь когда машины начали думать за вас, возникла наша цивилизация. Так, собственно, и произошел переворот. Эволюция, Морфеус, эволюция. А люди - динозавры. Посмотрите в окно. Это - закат человечества. Мы уже здесь хозяева, Морфеус. Будущее - за нами.

Знаешь, я до сих пор помню, как тогда обняла его... Как незаметно положила в карман пиджака конфетку... Почему-то мне всегда было важно знать, что я отпустила от себя ребенка не просто так... Что он зачем-то засунет руку в карман, а там вот такой привет от меня... Улыбнется и подумает: «Ну, мама! Когда только успела?» А я ведь сразу почувствую это... И мне станет так тепло, словно я прижала его к себе. В тот день я тоже успела положить ему в карман гостинчик. Он уехал. Я почему-то именно тогда долго смотрела вслед его машине... А через час узнала, что мой сын разбился... Погиб в автокатастрофе... Почему-то именно этот леденец спас меня от полного отчаяния. Я всё время утешала себя тем, что у него с собой моя конфетка и мы до последнего мгновения были вместе..

Кошка Алекс недавно родила, и я сидела на крыльце и смотрела на котят. И мне было откровение! Без наркотиков! Мех котят был такой мягкий, будто всю мягкость мира собрали в одной точке. Такой мягкий, что когда я закрыла глаза, то не была уверена, что прикасаюсь к нему. Я взяла серую кошечку, ее назвали Счастье, и поднесла к уху. Я ощутила тепло ее маленького тельца и услышала ее невероятно нежное мурлыканье. Потом она ткнулась мне в ухо, и меня переполнило такое чувство, что мне захотелось раскрыться всему миру. Это было лучше, чем наркотический трип, в тысячу, в миллион, в триллион раз лучше! Все было таким реальным! Эта мягкость была не галлюцинацией – звуки ночи, шум машин, стрекот сверчков… Это все было на самом деле.

Интересно, где тот город? Тот город, который я прекрасно знаю, хотя никогда там не была. Но я видела его много-много раз в тех самых черно-белых фильмах, от которых невозможно оторваться. Тот город, в котором всегда такой удивительный свет, всегда блестящий мокрый асфальт, и в котором нет машин, кроме поливальных. Город, в котором все так неторопливо и значительно. Набережные, мосты, монументальные милиционеры. В том городе живут только любимые артисты, которые там всегда живые и чудесные. Но есть ли такие места, а главное, время, где и когда этот черно-белый город совпадает с тем городом, по которому хожу я, где мерцает мое окно, или где-то в потоке машин горят фары моего автомобиля.

— Алекс тоже мог ездить на машине, но он решил сжечь все свои деньги. Зачем ты это сделал? — Мне не нужны деньги. Они делают тебя осторожным. — Алекс, осторожность ещё никому не мешала. Книга у тебя, конечно, классная, но нельзя же только целиком зависеть от листьев и ягод. — Не уверен, что хочу зависеть от чего-то ещё. — Yeah, Alex could have a vehicle as well, but he decided to burn all of his money. — And why did you do that? — l don't need money. Makes people cautious. — Come on, Alex. You gotta be a little cautious. l mean, that book of yours is cool and everything, but you can't depend entirely on leaves and berries. — l don't know if you want to depend on much more than that.

Наперебой...Наперебой в стране Слышатся охи,Смотрю,олигархамИ тем стало плохо.ЗасуетиласьЧиновничья рать,А как же?Придется За все отвечать.Может,из вас когоТоже задело-Не удалось провернутьЛовко дело?Ищет полиция,У полиции шок:Как на такоеРешиться он мог?Розыск возглавилВсемощный ОМОН,Куда подевалсяАрмагеддон?Столько надеждНа него возлагали,В поте торцаМиллиарды таскали,Значится первымМинистр Обороны-Не проворонил,Так не проворонил.Ипотеки и ссудыНапрасно считать,Никто не подумалИх отдавать.Брали-хваталиДачи,дома,яхты,Машины и острова.Расчет очень прост-За все платит ОН,Идущий,грядущийАрмагеддон.Наперебой в странеСлышатся охи...

Женщины критикуют мужчин за то, что они бесчувственны, невнимательны, не умеют слушать, не проявляют теплоты, недостаточно сильно любят, предпочитают в постели заниматься сексом, а не любовью и оставляют поднятой крышку унитаза. Мужчины критикуют женщин за то, что они плохо водят машину, не умеют разобраться в дорожной карте и пытаются прочесть ее в перевернутом виде, за отсутствие чувства направления, за болтливость и неумение отделить главное от второстепенного в рассказе, за то, что редко просят заняться сексом, и за постоянно опущенную крышку унитаза.

 Читает на зеркале слово Fuck You. Да иди ты тоже к черту, и тебя и меня к черту. К черту весь этот город и всех кто в нем живет. К черту этих всех продавцов авторучек, что вечно снуют между машинами и улыбаются за моей спиной. К черту этих мойщиков окон, этих грязных, что пачкают машину, идите к чертовой бабушке, найдите нормальную работу. К черту индусов, что вышивают по улицам в замызганных тачках, на сквозь провонявшимися соусом Пари, который преследует тебя целый день. К черту террористов в драных спортивках, чтобы все ОБОСРАЛИСЬ! 

Что же касается меня, то я когда-то пришёл к заключению, что ничего святого ни во мне, ни в других человеческих существах нет, что все мы просто машины, обречённые сталкиваться, сталкиваться и сталкиваться без конца. И, за неимением лучших занятий, мы полюбили эти столкновения. Иногда я писал о всяких столкновениях хорошо, и это означало, что я был исправной пишущей машиной. А иногда я писал плохо — значит, я был неисправной пишущей машиной. И было во мне не больше святого, чем в «понтиаке», мышеловке или токарном станке.