Длинные Афоризмы про художников

Весь мир был потрясён и очарован чудом Исхода. Имя Моисея было у всех на устах. Дошла весть о великом чуде и до мудрого царя Арабистана. Призвал царь лучшего живописца и повелел ему отправиться к Моисею, написать и доставить облик его. Когда художник возвратился, царь собрал всех мудрецов своих, искусных в науке физиогномики, и предложил им по облику определить характер Моисея, свойства, наклонности, привычки, и в чём таится чудесная сила его. — Государь! — ответили мудрецы. — Облик этот принадлежит человеку жестокому, высокомерному, жадному к наживе, одержимому властолюбием и всеми пороками, какие существуют на свете. Возмутили царя эти слова. — Как! — воскликнул он. — Возможно ли, чтобы таким был человек, дивные подвиги которого гремят по всему миру?! Пошёл спор между художником и мудрецами. Художник утверждал, что облик Моисея написан им вполне точно, а мудрецы настаивали, что натура Моисея определена ими по этому изображению безошибочно.

Человек никогда не нарисует картину, превосходящую банальный узор инея на стекле или круги на воде в простой луже, когда идет дождь. Человек никогда не сочинит музыку, которая станет совершеннее, чем пение птиц за окном или стон ветра в пустыне. Человек никогда не напишет стихов более откровенных и трепетных, чем мягкий свет в глазах влюбленного мальчишки или дрожь пальцев умирающего старика. Но мы все же создаём Может быть потому, что любовь, одетая в наряд ярости или острой грусти, но всегда именно любовь, закипая в сердце, застывая чёрной смолой в глубине глаз неминуемо ищет выхода, выплеска вовне, разрывая грудь, оседая на кончиках кистей, падая в разбросанные ноты. Собирая в нас все самое лучшее, с болью и кровью отрывая истоки вдохновения от обнаженной души, безумно смеющейся или упершейся взглядом расширенных зрачков в видимую только ей бездну.

  — Человеку нужно знать, господин самоубийца, всегда что он никому на свете не нужен, кроме любимой женщины и верного друга. Возьмите то и другое. Лучше собаки друга вы не найдете. Женщины — лучше любимой женщины вы не найдете никого. И вот, все трое — одно. Подумайте, что из всех блаженств мира можно взять так много и вместе с тем мало — в глазах других. Оставьте других в покое, ни они вам, ни вы им, по совести, не нужны. Это не эгоизм, а чувство собственного достоинства. Во всем мире у меня есть один любимый поэт, один любимый художник и одни любимый музыкант, а у этих людей есть у каждого по одному самому лучшему произведению: второй вальс Гадара; К Анне — Эдгара По и портрет жены Рембранта. Этого мне достаточно; никто не променяет лучшего на худшее. Теперь скажите, где ужас жизни? Он есть, но он не задевает меня. Я в панцире, более несокрушимом, чем плиты броненосца. Для этого нужно так много, что это доступно каждому, — нужно только молчать.

Когда я писал текст «I'm not ok», я вспоминал, как тяжело быть 16-летним школьником. Я всегда хотел стать художником и был этаким одиночкой, который постоянно напивался. У меня был только один настоящий друг. И была девушка, которая мне очень нравилась, но она в конце концов позволила своему парню заснять её в очень откровенных позах. Это было шоком для меня. Я просто плавал в этой яме отчаяния, ревности и алкоголизма. When I was writing it, I was remembering how hard it was to be a 16-year-old in high school. I always wanted to be an artist, so I was this loner kid who just got drunk all the time. I only had one real friend. There was a girl I really liked, and she ended up taking really sleazy photographs with her boyfriend, and that really crushed me, I was just swimming in this pit of despair, jealousy and alcoholism.

Художники, учёные, певцы, Спасатели, поэты и писцы. Историки, священники, Строители, и просто кузнецы. Где они сейчас? Их просто нет, Они ведь не узрели белый свет. Но живы мы, на всей планете, Живём с надеждою одной. Уверен я, мы точно сможем, Вернуть края земли родной. Нас пытались истребить, Но мы сумели победить. Победа наша — достоянье, Краса девиц — очарованье. Жива в нас Вера и Любовь, Мы чтим Того, Кто пролил Кровь. Мы дальше будем процветать, Христа вовеки прославляя. Он обречён был пострадать, От нечистот нас избавляя. Прости их Боже и воздай, Воздай сим по делам своим, И хлеба нам насущного Ты дай, Надеюсь, что и мы простим.

– Настоящий роман, правда? – сказала сентиментальная мисс Уэзерби. – Он такой красивый! – Но распущенный, – бросила мисс Хартнелл. – А чего еще ждать? Художник! Париж! Натурщицы! И... и всякое такое! – Писал ее в купальном костюме, – заметила миссис Прайс Ридли. – Такая распущенность. – Он и мой портрет пишет, – сказала Гризельда. – Но ведь не в купальном костюме, душечка, – сказала мисс Марпл. – Вы совершенно правы... зачем он вообще нужен... – заявила Гризельда. – Шалунья! – сказала мисс Хартнелл, у которой хватило чувства юмора, чтобы понять шутку. Остальные дамы были слегка шокированы.

Наслаждение красивой мыслью не сравнимо с радостью ее выражения. На самом деле практически невозможно удержаться от выражения идей. Мы только инструменты в руках более мощной силы. Мы создаем с чьего-то разрешения, по чьей-то доброте душевной. Никто не создает только от себя в одиночку. Художник - прибор, регистрирующий нечто уже существующее, нечто, что принадлежит всему миру, и если он художник в действительности, он обязан это нечто миру вернуть.

 С моей точки зрения, художник — зеркало действительности, и от себя он добавляет ровно столько, сколько нужно, чтоб сделать её более отчетливой. Он не вправе искажать и подтасовывать её ни для того, чтобы повеселить нас, ни для того, чтоб вызвать наши слёзы, иначе мы потеряем к нему доверие, книга станет для нас пустой, незначащей забавой и самые замечательные цели потеряют смысл. 

Мы шли к фонтану - эпицентру местной жизни, и тут какая-то немолодая пара остановилась, бесцеремонно на нас уставилась. Роберт обожал находиться в центре внимания. Он ласково сжал мою руку. - Скорее, сфотографируй их, - сказала женщина своему озадаченному мужу. - Они наверняка художники. - Тоже скажешь, «художники», - отмахнулся муж. - Просто дети какие-то…

— Это — музыкальная шкатулка. Папа подарил мне её на день рождения, он сам её разукрасил. — Значит, ваш отец — тоже художник? — Он мечтал быть художником, но семья не одобрила, он стал юристом. Смешно, но я никогда не слышала, чтобы он вёл какое-нибудь дело. Он ходит в клуб, но не в контору. Я не знаю, чем он занимается.

 Интимные желания и фантазии художника становятся произведениями искусства только посредством преобразования, когда непристойное в этих желаниях смягчается, личностное их происхождение маскируется и в результате соблюдения правил красоты другим людям предлагается соблазнительная доля удовольствия. 

 Я повстречала его весною, Он был художник почти известный, Мы целовались с ним под сосною – И он женился, поскольку честный. Он пил немного, он был негрубым, Такое счастье, девки, лишь раз бывает! Одно смущало — почистит зубы, И вечно тюбик не закрывает.